"Володя, только не бронзовей". Людмила Нарусова о карманном СовФеде, метаморфозах Путина и припрятанном доказательстве насильственной смерти Собчака: "Я знаю, почему [остановилось сердце] ... документы хранятся за рубежом, в сейфе, поэтому даже если со мной что-то случится, они есть"

Владимир Путин и Людмила Нарусова

Вдова Анатолия Собчака и мать Ксении Собчак — именно так обычно представляют Людмилу Нарусову. Но помимо известных родственников у самой Людмилы Борисовны степень кандидата исторических наук еще со времен, когда она преподавала историю в Санкт-Петербургском государственном университете культуры и искусств; в середине 90-х создавала хосписы, затем была депутатом Госдумы, а с 2002-го — сенатор, вначале от Тывы, затем от Брянской области. Этой осенью сенаторство Людмилы Нарусовой окончилось. О днях триумфа и предательства — в интервью вдовы, матери и экс-сенатора.

— Валентина Матвиенко сказала, что вам за 10 лет успешной работы в Совете Федерации (СФ) полагается грамота. Что эта грамота дает?

— Я не получила ее. Специально не пришла на заседание и не стала ее получать. Потому что результатом своей 10-летней деятельности в СФ я бы хотела видеть престиж СФ, а его нет. Я знаю себе цену как парламентарию, и не Почетной грамотой она измеряется.

— Вам по-человечески обидно?

— Брезгливость — это, наверное, слово, которое более всего отражает мое состояние. Обидно? Нет. Это не те категории. Еще в мае, когда я резко выступила против того, во что превращается СФ, штампуя репрессивные антиконституционные законы, я понимала, на что я иду и чем это закончится. Я хотела лишний раз убедиться в степени человеческого, нравственного падения моих товарищей, коллег, губернатора Брянской области (Николай Денин. — Е.М.), который заверял меня, как я хорошо работаю для региона, и просил помогать ему в избирательной кампании. Два месяца я сидела в Брянске, встречалась с коллективами, агитировала за него, рискуя собственной репутацией, потому что люди не хотели его переизбирать.

— Почему?

— Потому что он очень слабый, очень много злоупотреблений, область по-прежнему дотационная. С большим трудом мне приходилось убеждать людей проголосовать. Потом областной суд беспрецедентно снял с выборов своего действующего губернатора, т.к. подписи за него были сделаны под административным давлением — в деревнях, в районах по звонку от губернатора собирали эти подписи, давили на муниципальных избирателей. И Верховный суд не опроверг, что подписи были под давлением собраны, поэтому можно ставить вопрос о легитимности губернатора.

Насколько я знаю, президент не слишком хотел оставлять Денина, потому что очень много на него следственных материалов в правоохранительных органах. Но верхушка «Единой России» (среди единороссов есть люди, у которых свои бизнес-интересы в Брянской области) убедила его, что надо Денина оставить: он председатель регионального отделения. И когда это было решено, проиграть единороссы не могли. И решили любой ценой, чтобы Денин выиграл. Любой ценой оказалась я. Два других кандидата в губернаторы — это «яблочник» и жириновец Марченко. И состоялся этот «договорный футбольный матч», когда они договорились, что снимают с выборов Марченко, но вместо этого он займет место сенатора. Жириновский ведь никогда ничего не делает бескорыстно.

— СФ — это как ссылка для политика?

— Неправильно. Отстой — это да, но не ссылка. Иначе не было бы разговоров в значимых коридорах, что олигархи платят от 3 до 5 миллионов, чтобы попасть туда.

Назначение — антиконституционно

— Я была единственным сенатором, который после Беслана голосовал против отмены губернаторских выборов. Я говорила, что это сворачивание демократии. Мне было непонятно, почему смерть бесланских детей — это повод для отмены губернаторских выборов. Если это потому, что губернаторы неуправляемые, то надо было наказать тех, кто допустил это. Но никто не был наказан. Кстати, Дзасохов, который был президентом Северной Осетии, стал после этого сенатором.

А как этой осенью сами выборы в Брянске проходили? Опять открепительные талоны, опять автобусами привозят каких-то людей странной внешности, которые стройными рядами идут голосовать по открепительным талонам. Еще в декабре прошлого года, после Болотной площади, я предложила решить вопрос с открепительными талонами. В день голосования на каждом участке ставятся две урны. Это стоит пять копеек, не надо тратить миллионы на камеры. В одну урну бросают бюллетени стационарные избиратели, которые зарегистрированы на этом участке, в другую — те, кто приезжает голосовать по открепительным талонам. И количество этих талонов не должно быть больше выданных и публично объявленных накануне.

— Но вас коллеги-сенаторы не поддержали?

— Не просто не поддержали, когда я это высказывала в СФ на круглом столе, посвященном выборам, там кричали: «Отключите ей микрофон!» Ведущий, мой коллега, писал грозные записки в техническую часть: «Срочно выключи ей микрофон!»

— Почему?

— Потому что это разумное предложение, исключающее махинации. А зачем оно нужно? Кстати сказать, люди из технической части пришли и эти записки показали, потому что были возмущены этой ситуацией.

— А к своим коллегам из СФ у вас тоже чувство брезгливости?

— Нет, не ко всем. Есть люди, которые тут же мне позвонили и предложили помощь. Я должна освободить служебную квартиру, в которой я прожила много лет. «Давай, — говорят, — мы тебе коробки поможем упаковать с вещами», машину предлагали. Я понимаю, что, «может быть, он хороший мужик, но не орел», как говорила Мордюкова, выступить в мою поддержку он не может, но помощь предложить бытовую может. И меня это приятно удивило.

— Вы отказались или приняли эту помощь?

— Я не хочу никому быть обязанной. Более того, внизу охрана, комендант, узнают, кто приходил мне помогать, потом у них будут неприятности, зачем я буду людей подставлять.

— Неужели до такой степени мстительность?

— До такой степени, уверяю вас, до такой степени. Поэтому я поблагодарила, но у меня много друзей, которые совершенно из другой сферы, которые дали мне машину и пакуют со мной коробки.

"Бывший Штирлиц"

— Это правда, что ваш муж называл Путина «бывший Штирлиц»?

— Да, в шутку. Но это же так и есть.

— А как Путин на это реагировал?

— Так же, шутя. У него хорошее чувство юмора. Раньше было, во всяком случае. В эти дни очень много людей мне звонят и говорят: «Ну как же, ведь в 91-м году, когда с клеймом сотрудника КГБ было вообще невозможно устроиться на работу, твой муж взял на работу Владимира Владимировича. Почему же он теперь лишает тебя работы, да еще и Ксению лишил?»

— Вы думаете, это он лишил?

— Очень многие меня подталкивают к тому, чтобы я сказала, что он… Я понимаю, что брянский губернатор настолько труслив и несамостоятелен, что вряд ли, даже договорившись с Жириновским, мог принять это решение, не согласовав с Кремлем. Это разрушение неких иллюзий, которые у меня все еще есть по отношению не к самому Владимиру Владимировичу, которого я знаю как абсолютно честного, порядочного человека и преданного, а к его окружению. У меня чувство брезгливости к тому, кем он себя окружает. Он окружает себя руководством «Единой России», где люди очень низкой нравственной пробы. И неужели они не понимают — мелкие, суетливые, жадные, — что единожды солгав, доверия не обретешь? Лгут друг другу, ему лгут, но тем не менее он на них опирается.

— Может быть, он рад обманываться?

— Может быть.

Комсомолка

[…]

— Валентина Ивановна вас не любит?

— Конечно, нет. Неужели это не чувствуется?

— Почему? Это женское, или это…

— Я не буду говорить про женское какое-то соперничество, которое, наверное, есть. Ей как человеку властному, как человеку, который ввел определенную, как ей кажется, дисциплину в СФ, я действительно порчу картинку. Она ведь из комсомола и на главные посты комитетов назначила бывших комсомольских активистов. Но СФ — это не комсомольское собрание. И их лозунг: «Партия сказала — надо, комсомол ответил — есть» - не для парламентской работы.

Великий Хурал

Я была в парламенте от Тывы, в Великом Хурале. Причем много было злобы и какой-то непонятной иронии — где Нарусова и где Тыва, и почему я там оказалась? Я много раз объясняла, что когда я еще работала доцентом в Университете культуры, у меня были национальные курсы, в том числе якутские и тувинские. И кроме того, на археологические раскопки я ездила в Тыву и копала знаменитый курган Аржан-2, где нашли скифское золото. Многие мои бывшие студенты были в руководстве Тывы и в начале 2000-х они предложили мне представлять Тыву в СФ.

— Вам предъявляли претензии, что вы редко ездили в Тыву.

— Я ездила, конечно, не так часто, как в Брянск. Но там нет связи, там не работал аэропорт, и зимой через Саянский перевал добираться туда было просто тяжело.

— Я читала, что вы летали туда только вместе с банкиром Пугачевым, который тоже был сенатором от Тывы, на его личном самолете.

— Это неправда. Я летала на рейсовом Як-40, летела из Абакана через этот перевал, где стюардесса давала телогрейку и говорила: «Иллюминатор там треснул, чтобы не дуло, закройте иллюминатор телогрейкой». А потом, по наивности своей, она говорила: «Мы летим сейчас над местом, где генерал Лебедь разбился…» […]

В ходе работы в тувинском парламенте я столкнулась с тем, что там действительно очень сильная коррупция, клановая система. Я инициировала проверку со стороны Счетной палаты. И с этого начались мои неприятности. Счетная палата подтвердила очень многие факты.

— Кто-то наказан?

— Да нет, конечно. Более того, там было прямое нарушение Конституции. Было положение, по которому президент в стране должен быть один, поэтому в республиках не должно быть президентов. В Тыве проводят референдум, потому что будет новая Конституция и будет президент Республики Тыва. Я выступаю против. Не против президента, а против того, что это нарушает общую единообразную картину конституционную. Но поскольку тогда был всесильный министр Шойгу, тувинец, в близких отношениях с тогдашним председателем правительства и президентом Тывы, меня опять никто не слышит. И недоброжелательство накапливается.

— А Шойгу тоже считал, что должен быть президент Тывы?

— Конечно. Он, наверное, и сейчас так считает. Счетная палата подтверждает нарушения, в том числе коррупционные, но потом это спускается на тормозах.И, конечно, я там была как кость в горле. И на очередных выборах, в присутствии тогдашнего полпреда Квашнина, депутаты Хурала на голубом глазу мне говорят: «Вы уже четвертый раз хотите переизбираться. Вот Пугачев платит, а вы ни разу не платили». Я говорю: «Я вам 70 миллиардов на железную дорогу сделала». «Ну, это же не нам лично…» […]

Аспирант Дима

— Вас звали в «Единую Россию»?

— Конечно. Лично Исаев, видный деятель «Единой России». Я сказала — нет. Мой муж боролся против монополизма КПСС вовсе не для того, чтобы я сейчас вступала в партию, которая снова называет себя «ум, честь и совесть нашей эпохи».

— Исаев обиделся?

— Не знаю, меня это мало интересовало. Меня больше удивляло, когда мне говорили: «А вы что, против Путина, раз вы не в «Единой России»?»

— Но Путин ведь тоже не член «Единой России».

— Ну, все считали и позиционировали себя именно так. В 89-м году профессор Собчак избирался в народные депутаты, причем при полном противодействии со стороны обкома КПСС. И я прекрасно помню одного аспиранта моего мужа — очень милого, талантливого, способного аспиранта — Дмитрия Медведева, который клеил на заборах и на столбах предвыборные листовки профессора Собчака. И этот Дмитрий Медведев, который прекрасно понимал, что такое право, зачем нужно правовое государство, Дмитрий Медведев, который обаял всех фразой о том, что «свобода лучше, чем несвобода», сейчас председатель партии, которая подавляет эту свободу по большевистскому принципу: «Кто не с нами, тот против нас». Знает ли он, что творят его партийцы и как они реализуют этот лозунг «Свобода лучше, чем не свобода»?

— А Медведев вам не позвонил?

— Нет. Когда эта ситуация с выборами в Брянске случилась, мне Неверов (единоросс очень видный) сказал, что нам нужен месседж от руководителя партии. Тогда я позвонила Медведеву. И мне его секретарь сказал: неужели для избрания на местах нужен руководитель партии? Какая была реакция Медведева, мне неизвестно, я разговаривала с его секретарем.

— То есть реакция, видимо, такая, что ничего не получилось.

— Не знаю. Мне бы не хотелось разочаровываться, но к сожалению…

— А Путину не хотели позвонить?

— Нет. Я прекрасно понимаю, что президент у нас знает все, что происходит, а уж тем более про то, как назначаются сенаторы. Он сам эту систему выстроил.

— А быть сенатором от Брянска кто вам предложил?

— После той истории в Тыве, когда депутаты Хурала сказали, что вы четыре раза избираетесь и ни разу не платили, конечно, я была просто оскорблена. Брянск возник, когда появился закон, что должен быть срок оседлости — не менее 10 лет.

— То есть вы могли избираться от Москвы или от Питера?

— Нет, я могла либо от Питера, но от Питера шел Миронов, а потом Матвиенко, либо от Брянска, где я прожила первые 10 лет своей жизни. Тогда и возник Брянск. У меня были нормальные отношения с губернатором Дениным. Немножко он побаивался, потому что было движение, чтобы я была губернатором. Но я сказала, что хозяйственная работа не мое, я все-таки политик.

— А откуда движение было?

— Разные общественные организации предлагали мне.

— А почему вы не хотели?

— Я не люблю заниматься тем, в чем я не чувствую себя достаточно уверенно. А парламентская работа — это 15 лет моей жизни.

Как стать сенатором

— По новому закону для того, чтобы стать сенатором от какого-то региона, нужно быть избранным в любой уровень местного совета. Как Матвиенко, чтобы стать сенатором, избиралась в Красненькой Речке под покровом тайны, когда никто даже в последний день не знал, что она там зарегистрировалась.

Сам Денин мне сказал, что после избрания губернатором он может выбирать сенатора в течение трех месяцев, но нигде местных выборов в это время не будет, только в ноябре будут выборы в Климовском районе, в одном сельском поселении — Сачковичи.

— 38 кандидатов там выдвинулось?

— Да. Он сам мне это предложил, но держал меня все время на коротком поводке, до последнего тянул. Зная жульничества губернатора, когда он собственные подписи собирал по звонку, я решила не доверять, чтобы не дать основания снять меня с выборов. Мне говорят: «Да не надо, мы вам там соберем». Я говорю: «Не надо, я сама поеду». Приехала в эту деревню Сачковичи. Мне дают лист — одной рукой написаны все 10 фамилий (нужно было 10 подписей). Вверху, там, где должно быть написано, за кого люди собирают подписи, моей фамилии нет. А в конце — где сборщик подписей — тоже ничего не написано. Я говорю: «А почему вы за меня собрали, с паспортными данными и адресами, но тут не написано, что это за меня». «Ну, мы потом напишем». Я говорю: «Значит, люди, когда ставили подписи, не знали, за кого собирают?» «Ну, вы знаете, им все равно». Я говорю: «Нет, спасибо, я сама пойду по дворам и буду собирать подписи». Они говорят: «Да там злые собаки…» И я пошла по дворам. Люди меня узнавали. Я честно сказала: «Мне это надо для избрания в СФ. Но я буду стараться делать для вас…» И я собрала 10 подписей, сама обойдя все дворы со злыми собаками.

Как только узнало об этом руководство «Единой России», в Сачковичи приезжают люди от одного сомнительного (во всяком случае, правоохранительные органы им очень интересуются) бывшего депутата петербургского Заксобрания (а ныне депутата Госдумы от ЛДПР. — Е.М.) Дениса Волчека, который вдруг захотел избираться в этой деревне в депутаты. Сам он там не появился, приехали люди и точно так же собрали за него 10 подписей. Я поняла, что это подстраховка — меня провалить, а этого Волчека избрать. Но зачем ему (Денину) это нужно было? Для любого человека это вопрос, если бы не одно обстоятельство — Волчек близкий друг Сергея Матвиенко (сын Валентины Матвиенко. — Е.М.).

— А сколько избирателей в этом поселке?

— 200 человек всего.

— 25 ноября вы будете участвовать в выборах в Сачковичах?

— Теперь для меня смысла в этих выборах нет. Потому что член СФ уже назначен.

— Вы снимете свою кандидатуру?

— Думаю, что да, но хочу подождать, когда снимется Волчек. И снимется ли.

— А вам никто сейчас не предложил работы?

— Если завтра объявят прямые выборы сенаторов, с удовольствием пойду, но на прямых выборах, а не по прихоти губернатора, подкупленного или договорного.

— Но ведь людям во власти ничего не стоит пригласить вас, скажем, в советники Миллера, чтобы просто был статус, наверняка неплохие деньги?

— Что значит «просто». Вы полагаете, что эти решения Миллер может принять сам?

Народное затмение

[…]

— Как вы думаете, Путин истинно верующий?

— Он крестился в Иерусалиме.

— Это когда было?

— Когда они с Анатолием Собчаком поехали туда. До этого он говорил, что не мог креститься, и, насколько я помню, всегда носил простой крестик.

— Мне кажется, если руководители государства позиционируют себя истинно верующими, то они должны и жить по заповедям…

— Вы знаете, это такая интимная вещь, я не могу судить — истово или неистово, искренне или неискренне. Но мне кажется, что человек, исповедующий православие, должен не давать своему сердцу на чашу весов положить людей, которые желают добра своему государству, и людей, которые желают добра для собственной карьеры. И тех, кто желает добра своему государству, объявлять и считать врагами лишь потому, что они думают иначе.

— Вас уже считают врагом?

— Нет, я не про себя говорю. Вышла молодежь на Болотную. Почему сразу ее нужно объявить агентами империализма, мировой закулисы и антипатриотами? А «Наших» или «Молодую гвардию» объявить патриотами. Что такое патриотизм? Вот сейчас в Кремле создался департамент по патриотизму. Разве это можно искусственно воспитать? Мы провозглашаем приват международного права над национальным правом, а пресс-секретарь президента говорит: «Ну, подумаешь, Европарламент. Помахивались мы его решениями». Это вообще что? Нормальный человек, президент, который строит правовое государство, он что, дал своему пресс-секретарю право такие вещи говорить? Пусть он даже думает так, но хотя бы для приличия вслух не надо этого говорить.

— На очередной митинг оппозиции пойдете?

— Нет, я не хожу на митинги. Это моя позиция принципиальная. Во всяком случае, пока я была парламентарием, я считала, что свою позицию я должна выражать парламентскими методами. Сейчас я лишена возможности выражать свою позицию, но я буду структурироваться в политические движения или партии, чтобы продолжать именно политическую деятельность.

— В какую?

— У меня симпатию вызывает Комитет гражданских инициатив Кудрина. К Прохорову я присматриваюсь, но я не очень верю в самостоятельностьПрохорова, честно вам скажу.

Закон для червяка

— В журнале «Российская Федерация» в 2005 году была большая моя статья, можно сказать, программная — «Опираться можно только на то, что сопротивляется». Тогда я сказала, что законы у нас кроятся так, чтобы власти было комфортно, удобно, властно. И с того времени я почувствовала настороженное ко мне отношение.

— Со стороны Путина?

— Со стороны руководства СФ — Александра Торшина, Светланы Орловой (первый зам. и зам. пред. СФ. — Е.М.). Как бы я уже и не своя, уже некое отчуждение, потому что я подвергла критике нашу законотворческую деятельность, направленную на комфортное существование власти. Вот Закон о монетизации льгот. Я выступала против этого закона, я говорила, что мы вызовем гнев. Потом старики перекрыли дороги, и их обвинили, что они едва ли не наймиты империалистов. Закон о госзакупках. Я говорила о том, что мы открываем лазейку для коррупции. Завтра фирма, которая торговала колготками, получит подряд на строительство дороги, освоит огромные деньги, а через год эта дорога провалится. Так оно и получилось. Я выступала против, но руководство поднимало глаза к потолку и говорило: «Есть мнение, что закон надо принять. И попробуйте не принять его». Каждый боится — ну ладно, проголосую и ладно. Мы принимаем законы, которые заставляют человека снова почувствовать себя червяком, каким-то винтиком в огромной государственной машине.

Он сказал: "Не бронзовей"

— А как так случилось, что такие метаморфозы произошли с человеком по фамилии Путин и с человеком по фамилии Медведев?

— Вот это я и хотела бы узнать. К сожалению, то, что эти метаморфозы происходят, это очевидно, и нельзя их не замечать. Почему они происходят? Наверное, происходит определенное бронзовение во власти. Знаете, какими были последние слова, которые сказал Анатолий Собчак Путину, уезжая агитировать за него в Калининград: «Володя, только не бронзовей».

— Не послушался Путин Володя.

— Может быть, это представление о власти, что нужно, чтобы все боялись, все безоговорочно любили и была дрожь в коленях.

— Людмила Борисовна, извините, что спрашиваю. После смерти вашего супруга вы провели независимую экспертизу, которая подтвердила вашу версию, что это была насильственная смерть.

— Официально Собчак умер от остановки сердца. Это был не инфаркт. Рубцы на сердце были старые, от того инфаркта, который он перенес в 97-м году. А почему остановилось сердце, это уже вопрос.

— Вы знаете, почему?

— Я знаю, почему, но говорить об этом, я думаю, не стоит.

— Вы боитесь?

— Я не за себя боюсь.

— За Ксению?

— Естественно. Я вижу, на что способны люди, которые не хотят слышать слова правды. Но все эти документы хранятся за рубежом, в сейфе, поэтому даже если со мной что-то случится, они есть.

— Эти люди во власти сейчас?

— Часть из них во власти.

— А зачем им надо было убрать Собчака?

— Я бы не хотела об этом говорить. Именно потому, что после его смерти стали лететь комья грязи, что якобы он где-то с девками парился в банях. Хотели отвратить меня от него, чтобы было задето мое женское самолюбие, чтобы тихо молчала и утирала слезы. Помню, сколько звонков, писем я получала, когда он жил в Париже, — что ты тут за него борешься, а у него есть девушка по имени Рахель, и он там с этой девушкой. Не было никакой девушки вообще. Точно так же с этой придуманной историей с банями и девками в Калининграде. Могу вам больше сказать. Человек, который первый увидел мертвого Собчака в Калининграде и который очень много мне рассказал о том, что там произошло, — это Шабтай Калманович, который несколько лет назад был убит в машине при очень странных обстоятельствах. А Шабтай был человеком очень опытным… […]

В Париж

— Как вам удалось в 90-е вывезти Анатолия Александровича в Париж?

— На санитарном самолете. Он не был в розыске, не было уголовного дела против Собчака, он был свидетелем. Он лежал с инфарктом. И Юра Шевченко, который потом был министром здравоохранения, у которого патриарх в этом году за пыльные ковры почти 20 миллионов отсудил. И, знаете, я горжусь своей дочкой, что она часть своего гонорара послала Юре Шевченко. Я об этом никогда не говорила, а она тем более. Но когда мне позвонил Юра и сказал: «Спасибо, Людмила Борисовна, Ксения передала мне деньги на операцию, потому что я все вынужден был отдать патриарху за пыль…» […]

Так вот, Юра Шевченко, тогда главный кардиохирург, лечил Анатолия Александровича в Военно-медицинской академии, ему звонят сотрудники Генпрокуратуры и говорят: «Ты перестань лечить Собчака, пусть подыхает». Или медсестра приходит делать внутривенный, а у нее руки дрожат. Я говорю: «В чем дело? Почему вы не можете в вену попасть?» Она плачет и говорит: «Мне сегодня кто-то позвонил и сказал: «Твоя дочка ходит в такую-то школу таким-то маршрутом. Поэтому ты, когда будешь делать Собчаку спасательный укол, имей в виду, что мы о тебе все знаем»… Вот в такой ситуации был Собчак. Я понимала, что не могу предотвратить всё. Юра собирался делать операцию. Он сам меня вызвал и сказал: «Ты мне веришь? Я сделаю все, как надо. Но я не могу гарантировать уход». И мы с ним договорились, что операцию будут делать в Париже. И дальше возник вопрос о санитарном самолете. И Владимир Владимирович помог мне тогда организовать этот самолет. Я об этом говорю и никогда не забуду. Он меня проинструктировал, как это делать, у него был опыт. Он рисковал всем. И я понимаю, что это был большой акт доверия. Он тогда работал уже в администрации президента.

Был вопрос денег, потому что самолет стоил 30 тысяч долларов. Я заняла, но мне не хватало 10 тысяч. Когда Жак Ширак был еще мэром Парижа, и мы должны были ехать с официальным визитом, я сказала: «Толя, ну не хочу я везти эти матрешки, все-таки жене французского мэра дарим». И тогда подсказали, что есть такой ювелир Ананов, который в стиле Фаберже делает яйца. А подарок не доложен был превышать 100 долларов. Я нашла его, он сказал, что за 99 долларов сделает. И я Бернадетт Ширак подарила это яйцо. Ей оно очень понравилось, настолько, что она устроила выставку Ананова в отеле «Ритц», и этим дала ему рекламу. Ему стали заказывать, он очень разбогател, стал очень известным ювелиром. Потом, когда приезжала королева Елизавета из Великобритании на своей яхте «Британика», мы ей подарили такое яйцо. Нэнси Рейган я дарила, жене Франсуа Миттерана. Ананов открыл большой магазин ювелирный в центре Петербурга… И я решила пойти к нему, думаю, все-таки 10 тысяч — это выручка даже не одного дня, а полудня, и говорю: «Андрей, мне срочно нужно 10 тысяч долларов. Дай мне, пожалуйста, в долг». Он говорит: «На что?» Я говорю: «Мне они нужны. Я не хочу объяснять, почему, но мне они очень нужны». Он говорит: «Я не люблю давать в долг». У меня на руке был браслет бабушкин. Я снимаю браслет и говорю: «Дай мне под залог». Он взял лупу, посмотрел на браслет и говорит: «Ну, он стоит 6-7 тысяч максимум». Я говорю: «Я понимаю, что он стоит меньше. Но мне нужно 10. Возьми браслет, дай мне десять под залог». Он говорит: «Я бизнесмен. Я не могу платить за вещь 10, если она стоит 6». Со словами: «Го…но ты, Андрей, а не бизнесмен», я взяла браслет и ушла.

Иду по Невскому. Меня душат слезы. И вдруг вижу на подвальчике написано «Лавка старьевщика». Уже от полного отчаяния я прихожу в незнакомый антикварный магазин. Ну, конечно, я первая леди была, и хозяин магазина меня узнал и говорит: «Что случилось, Людмила Борисовна?» Вы знаете, я поняла, что всё, это моя последняя черта. Я расплакалась и говорю: «Вы знаете, хочу продать браслет. Мне за него дают 6, а мне нужно 10». Он взял его и говорит: «Успокойтесь». И спрашивает свою помощницу: «Что у нас в кассе? Есть 10 тысяч долларов?» Она говорит: «Да». И он дает мне 10 тысяч, резиночкой перевязанные. Я понимаю, что это спасение. Человек, которому ни мэр ничего не сделал, ни я, понимаете? Я говорю: «Возьмите браслет. Он дешевле, но я потом верну». Он говорит: «Хорошо, хорошо. Идите в туалет, там зеркало, приведите себя в порядок, вам в таком виде нельзя выходить». И я взяла деньги, положила в сумочку, оставила браслет, пошла, что-то с собой сделала. Выхожу, говорю: «Спасибо большое вам». Сажусь в машину, чтобы убедиться в своем счастье, открываю сумочку — там лежит эта пачка денег, а сверху — мой браслет. Понимаете? Вот это и высота человеческого духа, и низость. Я все это пережила в своей жизни. Поэтому когда мне сейчас говорят: «Как же ты это переживешь, когда тебя кинули?» Я говорю: «Вы знаете, я не такое переживала. Только тогда на чаше весов был не престижный пост сенатора, а человеческая жизнь». Предательство брянского губернатора? Ну и что? Я что, не знала, что он к этому склонен? Знала.

Книга для него

— Чем вы собираетесь заниматься сейчас?

— Я хочу закончить книгу мужа, которую он практически завершил, буквально в Калининграде, в Светлогорске он дописывал последние страницы. Собчак очень хотел издать книгу «Анкета», о Сталине, о генезисе авторитаризма. Исходным материалом явилась анкета, которую сам Сталин заполнял, когда вступал в ВКП(б). И главная идея книги — как совершенно не самый яркий человек в плеяде первых большевиков (Ленин, Троцкий, Плеханов) сумел организовать такую систему власти, при которой стал всесильным, уничтожив всех ярких личностей, и выделиться на этом новом фоне, и как он сумел воспитать тот тотальный страх, который и привел его к этому самому большому посту. Я все эти годы думала, что сейчас так много написано про Сталина, что это уже неактуально. А три года назад я вернулась к этой рукописи. И вы знаете, это была оторопь.

— Очень много похожего?

— Я не знаю, как он мог это в 2000 году написать? Было бы слишком примитивно говорить о каких-то параллелях. Но это очень поучительно.

— Вы не боитесь, что эту книгу воспримут как пику Путину?

— Автор книги — Анатолий Александрович Собчак.

Дембель

— А почему вы в Питер переезжаете? Почему в Москве не остаетесь?

— В Москве меня ничего не держит. Я всегда относилась к Москве, как к городу, где место службы, как у солдата, а будет дембель — вернешься домой. В Питере у меня есть Фонд Анатолия Собчака, который я возглавляю и которым сейчас начну заниматься очень серьезно. От имени фонда мы будем издавать эту книгу. После 2000 года у меня ничего нет, кроме работы.

— Извините, что я это скажу, но получается, вы будете просто высокооплачиваемой пенсионеркой.

— Не такой уж высокооплачиваемой, это несопоставимо с зарплатой. И моей пенсии на тот уровень жизни, к которому я привыкла, конечно, не хватит. Но слава богу, у меня есть пока еще высокооплачиваемая дочь. Конечно, я на пенсию не проживу. Я понимаю, резонно задать популистский вопрос: а как же живут другие пенсионеры?

— Нет, я не буду задавать.

— Как я привыкла жить, так я уже не смогу жить, я это понимаю. Но дело не в деньгах. Я могу жить и с маленьким достатком. Я летала и в VIP-самолетах, ездила и в плацкартных вагонах. У меня нет устойчивой привычки к… Хотя нет, вру, есть привычка к благополучной жизни, но для меня не трагедия переход в другую жизнь. […]

"Наша домашняя Чечня"

— Людмила Борисовна, еще одна цитата. Это сказал Олег Кашин: «Вся жизнь Ксении Собчак демонстрирует главный принцип, которому (и только ему) она следует всю жизнь. Ксения Собчак всегда там, где модно. Модно тусоваться с олигархами — она тусуется с ними. Входят в моду прогрессивные чиновники — ищите где-то рядом с ними Ксению. В моде глупые реалити-шоу и карикатурный гламур — Собчак там, а когда становится модно быть умным, она надевает очки и говорит о Фукуяме. То, что Собчак стала одним из лиц политического протеста, свидетельствует только о том, что политический протест вошел в моду».

— Это неправда. Это непонимание сути. Умной Ксения всегда была, и даже без очков, и даже будучи «блондинкой в шоколаде». Просто у нее был образ, который усиленно тиражировали и эксплуатировали телеканалы, — гламурной блондинки. Этот образ приносил ей хорошие деньги для ее возраста, до поры до времени она считала, что можно зарабатывать этим образом. Модно — то, что комфортно. А если ей из-за этой деятельности перекрывают кислород, делают запрет на профессию, и она все равно это продолжает, это уже не мода. Она зарабатывала сама и всегда стремилась к независимости. […]

Ксения — человек абсолютно независимый. Мой муж все разрешал ей, чувствуя свою вину за то, что редко с ней общался, поэтому она могла вить из него веревки. А я была жесткой. И когда мы с ней искрили, он говорил: «Ну, успокойся, ну что ты, не знаешь, что у нас дома, а это был 93–94-й год, есть «наша домашняя Чечня», с сепаратизмом, с самыми дурными методами стремления к независимости». Она — «наша домашняя Чечня». И с этим я живу до сих пор.

— А как она отнеслась к вашему непереназначению в СФ?

— Она очень переживает, что ее оппозиционная деятельность явилась причиной такого недовольства. Я ее успокаиваю, говорю, что — нет, у меня и самой много заслуг перед родиной, не только ты. Хотя, думаю, что отчасти это так. Когда Ксения появилась на Болотной, вокруг меня сразу такой вакуум образовался в СФ. Так, на всякий случай, не очень со мной разговаривали, как будто я прокаженная…

Ксении было 18 лет, когда умер ее отец, и она осталась сиротой. Я помню на поминках вставали разные люди, говорили разные слова про отца. Она сидела, как застывшая, и где-то в середине встала и сказала: «Вы все говорите правильные слова про моего отца. Так где же вы были, когда его травили, когда одна мама за него боролась? Почему вы тогда ему эти слова не говорили?»

Владимир Владимирович прекрасно все знал и на похоронах Собчака сказал: «Это не просто смерть, это гибель в результате травли». И один из тех, кто активно травил Собчака, используя медиаресурс, был Александр Невзоров, все это знали. И вдруг в 2012 году среди доверенных лиц Путина появляется Александр Невзоров. Я понимаю, что кто-то из его челяди для расширения электората ему это посоветовал. Очень хочется верить, что не сам он его выбрал. И когда Ксения увидела, что человек, который травил ее отца, стал доверенным лицом Путина… Это было шоком. Что изменилось — его представление о порядочности или он сам? Думаю, что это она расценила как предательство памяти своего отца.

— А Ксении не предлагали быть доверенным лицом?

— Да, он знает, что она хочет быть активной, что она с активной гражданской позицией. Если бы он ей предложил… А он выбрал Невзорова. Значит, это его метаморфозы. Понимаете? И это подействовало, я знаю, и на нее, и, кстати, на меня. Потому что это очень знаковые метаморфозы.

P.S. Все произошедшее избавило меня от иллюзий. Мне очень тревожно, что мнение президента формируют люди с нравственной червоточиной, и что им он доверяет, и на них он опирается. А опираться надо на то, что сопротивляется. Это закон физики. Нельзя опираться на комфортную вату, которой тебя обкладывают. Это мое политическое завещание.